– Значит, ты хочешь взбесить мачеху.
– На ее мнение мне плевать чуть более чем полностью.
Дрю буквально излучает напряжение. Между ним и мачехой явно пробежала кошка, а то и не одна.
Выкинув из головы его слова о злой ведьме по имени Адель, я двигаюсь дальше.
– А братья или сестры у тебя есть?
Он качает головой.
– Не-а.
– Ясно.
Как-то он неразговорчив. И это никуда не годится, ведь я, блин, целую неделю буду полностью зависеть от этого парня.
– А у меня есть брат.
– Сколько ему?
– Тринадцать, – вздыхаю. – Оуэн в восьмом классе. И вечно встревает в неприятности.
– Сложный возраст. В школе приходится тяжко.
– А ты в тринадцать часто попадал в неприятности?
Трудно представить себе такое.
Дрю смеется и тут же подтверждает мои подозрения:
– Мне не позволяли.
– В каком смысле? – хмурюсь я. Странный какой-то ответ.
– Отец всыпал бы мне, если бы я вышел за рамки приличий.
Дрю снова пожимает плечами. Он делает так часто, но мне это нравится – всякий раз снова убеждаюсь, что плечи у него шикарные, широкие. Если повезет, смогу прикоснуться к ним, пока мы будем изображать парочку всю следующую неделю. А может, даже положу голову ему на плечо. Прижмусь щекой к мягкой ткани его рубашки, тайком вдохну его аромат. Он пахнет приятно, но мне хочется подобраться поближе и вдохнуть запах полной грудью.
Сопливые фантазии вот-вот затопят меня, и впервые в моей циничной жизни, где нет места сказкам, я готова отдаться им с головой. В конце концов, я ведь должна стать лучшей актрисой на свете, правда?
– Но ведь все отцы грозятся чем-то таким, когда их дети выходят за рамки. Разве нет? – спрашиваю.
– Да, но мой папа говорил всерьез. К тому же мне было проще делать то, что от меня требуется, и не отвлекаться. Я легко теряюсь во всякой фигне, понимаешь?
– Что же от тебя «требовалось»?
Я показала пальцами кавычки, как делают противные студентки, которые приходят в La Salle. Терпеть их не могу – вечно трясут волосами, слишком громко смеются, несут всякую чепуху. Хлопают накладными ресницами, строят глазки парням, жаждут внимания. Жалкое зрелище.
Черт, злобные какие мысли, самой противно.
– Ходить на занятия, учиться и получать хорошие оценки. Ходить на тренировки по футболу, поддерживать хорошую форму, играть как можно лучше и отчаянно надеяться впечатлить футбольных скаутов, которые наблюдают за мной.
Дрю говорит монотонно, будто зачитывает список.
– А каких соблазнов тебе надо избегать?
– Вечеринок, выпивки, девчонок, – он снова скользит по мне взглядом. Черты его лица смягчаются, от злости не остается и следа. – Не люблю терять контроль.
– Я тоже, – отзываюсь шепотом.
Его улыбка словно кинжалом пронзает мое размякшее сердце.
– Похоже, из нас выйдет отличная пара.
Дрю
Едва закончив фразу, я тут же пожалел о сказанном. Какая там «отличная пара». Она совершенно мне не подходит, и я это прекрасно знаю. Поэтому и везу ее домой. Чтобы отец подумал, что я подцепил болельщицу-красотку, которая дает мне, когда я только пожелаю, а Адель наконец-то отстала от меня.
Фэйбл и есть болельщица. Говорят, только в этом сезоне она уже переспала с половиной команды. Не знаю, правда это или слухи. Но именно так я узнал о ее существовании. Несколько парней стали болтать о ней, когда мы пошли в La Salle вскоре после начала семестра. Она приняла у нас заказ, и ребята стали сравнивать впечатления и обсуждать, насколько она хороша в постели. Один из них даже ущипнул ее за попку, когда она проходила мимо. Фэйбл бросила на него гневный взгляд, а парни громко рассмеялись.
Ее репутация и бурная реакция подсказали мне, что из нее может получиться отличная псевдоподружка. Я не развлекаюсь с теми девчонками, которые болтаются возле раздевалки после тренировки или игры. Я в общем-то ни с кем не развлекаюсь. Так проще. Ты отдаешь девушке частичку себя, а она хочет все больше, больше, больше. Того, чего я не могу дать. Поэтому я замыкаюсь в себе. Чтобы жизнь стала более-менее сносной. Иногда я как чертов робот.
Холодный. Бесчувственный. Отстраненный.
Отец беспокоится обо мне. Знаю, он считает, что я просто педик, которому не с кем переспать, и это выносит ему мозг. Однажды он даже спросил напрямую, не гей ли я.
Вопрос застал меня врасплох, и я так удивился, что рассмеялся от неожиданности. Это разозлило его еще больше, и, хотя я отверг обвинение, по-моему, он так и не поверил.
Надеюсь, если я покажусь с Фэйбл, висящей у меня на шее, его тревогам придет конец.
Черт. Да, я веду себя как сволочь. Использовать Фэйбл вот так, даже думать об этом – подло. Но я взял ее с собой еще по одной причине. Вот только всю правду сказать ей не могу. Или?… А что, если она поймет? По-моему, она из тех, кому можно открыться. У кого, наверное, такой же дерьмовый опыт, как у меня.
Но что нам точно нужно, так это обсудить наши псевдоотношения подробнее. Хватит переживать из-за возвращения домой, пора задать ей еще парочку вопросов.
– Так у тебя есть только младший брат?
– Да, только Оуэн и я. И еще мама.
В голосе сквозит напряжение. Похоже, маму она не слишком жалует.
Это я могу понять.
– Ты не очень ладишь с мамой?
– Она вечно где-то пропадает, как тут с ней поладишь. Я постоянно на работе, а она шляется с новым хахалем.
Сколько горечи. Любви между ними нет и в помине.
– А отец?
– Я его не знаю. Его никогда не было в моей жизни.
– Но если Оуэну тринадцать… – я озадачен.